А. Сергеев: Дым против ветра. Эпизод VIII
Выходное интервью
Наступил четверг – день окончания эксперимента в Росборвреде. Узники отеля «Новая Жизнь» завтракали в это утро молчаливо, напряженно и обильно. Дожевав третий блин с ветчиной и запив его крепким чаем, Григорий Андреевич неуклюже отодвинул стул, пожелал приятного аппетита Зое и Вите, мрачно жующим вареные яйца, и резко, быстрыми шагами направился в свой теремок.
Открыв дверь, он почувствовал запах духов Елены Рубаловой – сладкий и резкий. Однако самой Елены Прекрасной в тереме не оказалось – только записка на вырванном из блокнота листке с символикой Росборвреда, черепом над скрещенной сигаретой и бутылкой. Послание витиеватым почерком сообщало о том, что уважаемого Григория Андреевича Гарпина сегодня в 12:00 будут ждать в кабинете директора Департамента по борьбе с курением для обсуждения результатов эксперимента и проведения выходного интервью. Вместо подписи был пририсован смайлик.
Уважаемый Григорий Андреевич был очень взволнован. До встречи оставалось больше двух часов. Делать он ничего не мог. Пробовал читать – в голову лезли всякие отвлекающие мысли. Фитнес должен был начаться как раз в двенадцать, так что Григорий Андреевич на него не успевал.
Уважаемый Григорий Андреевич был очень взволнован. До встречи оставалось больше Двух часов.»
Тревогу несколько развеяла молчаливая медсестра, пришедшая ровно в одиннадцать. Григорий Андреевич уже автоматически лег на кровать, и, не дожидаясь жеста медсестры, повернул голову к ней затылком.
— Доставать будете? – спросил Григорий Андреевич.
— Что доставать? – неожиданно ответила медсестра.
— Датчик, что ж еще, – пояснил Григорий Андреевич.
— Это доктор скажет, – обнадежила его медсестра.
— А доктор-то где? – поддержал беседу Григорий Андреевич, пока прилипшая к его затылку пластинка снимала показания с датчика.
— В кабинете у себя, где же еще ему быть, – терпеливо объяснила медсестра.
— А кабинет где? – не унимался Григорий Андреевич.
— Ну как где… в четвертом корпусе, конечно.
— Понятно. А как зовут доктора, не напомните?
Увы, повелительница таинственного чемодана ничего не ответила, так как время снятия данных закончилось. Она безмолвно, как прежде, убрала пластинку, кивнула и ушла.
Григорий Андреевич волновался, что не найдет кабинета Рубаловой. Но волнения его были напрасны – без четверти двенадцать в дверь постучали, и уже готовый к выходу Григорий Андреевич встретил на пороге старого знакомого – капитана Степанькова.
— Здравия желаю! – приветствовал капитан ученого.
— И вам хорошего самочувствия! – по-научному сухо, но существенно ответил Григорий Андреевич.
— Прошу проследовать за мной в кабинет Елены Геннадьевны, – вежливо пригласил капитан и тут же зашагал, не дожидаясь ответа.
Григорий Андреевич быстро закрыл дверь и побежал за капитаном.
— Трубки мои в порядке? – спросил он, поравнявшись со Степаньковым.
— Так точно. Трубки, табак, зажигалки, топталки, ерши – все доставлено к вам в дом и расположено в шкафу в полном соответствии с фотографией, которая была сделана перед конфискацией.
— Отлично. По пути ничего не потеряли?
— Обижаете, ваше высокоблагородие. Никак нет, не потерял. Не мог-с. В скором времени убедитесь сами.
Степаньков словно вошел в роль белогвардейского офицера образца начала двадцатого века – то ли он посмотрел какой-нибудь фильм режиссера Микиты Нахалкова, то ли какой-то внутренний позыв к благородству изменил его, но он и выглядел, и вел себя иначе, чем при их первой встрече – подкрученные усы, гордая посадка головы, уверенная осанка, невозмутимая вежливость.
Румяная блондинка в спортивном костюме, осененная логотипом Росборвреда, уже ждала их. Она вскочила, подбежала к двери кабинета Рубаловой, распахнула ее и пригласила Григория Андреевича войти. Степаньков остался в приемной, подкручивая ус и многозначительно покашливая.
Григорий Андреевич встал на движущееся полотно беговой дорожки. Словно в повторяющемся сне снова мимо него поплыли подвергнутые таксидермии жители леса в нелепых позах, искусственные цветы, пропагандистские плакаты. И снова через минуту он стоял перед монархическим взором табакоборца Михаила Федоровича и не менее монархическим, но более дружелюбным взглядом Елены Рубаловой.
И через минуту он стоял перед монархическим взором табакоборца Михаила Федоровича...»
Она протянула гостю руку, встряхнув тяжелыми часами с металлическим браслетом, и предложила сесть.
— Ну что, Григорий, вот и завершился наш эксперимент. Я надеюсь, вам было не слишком дискомфортно в нем участвовать.
Григорий Андреевич промолчал.
— Результаты эксперимента рассмотрены медицинской комиссией под моим председательством, – продолжила Елена. – Комиссия установила, что за время проведения эксперимента испытуемый – то есть вы – значительно улучшил практически все измеряемые в ходе исследования показатели по сравнению с его началом. Повысилась устойчивость к стрессу, активизировалась интеллектуальная деятельность. Нормализовалась работа подсознательного – сны приобрели регламентированную сюжетность, их содержимое не смешивается с апперцепциями в состоянии бодрствования. Легче стали переноситься физические нагрузки. Наладилась работа желудочно-кишечного тракта. Начала восстанавливаться полноценная деятельность сердечно-сосудистой системы. В целом по итогам исследования можно сделать вывод о безусловной пользе отказа от курения табака, и, следовательно, о необходимости полного запрета курения табака на территории Российской Федерации.
Елена улыбнулась, а затем чуть нахмурила брови, кашлянула и добавила:
— От лица Департамента по борьбе с курением поздравляю вас с успешным окончанием эксперимента и хочу вручить вам почетную грамоту.
Она взяла со стола и протянула Григорию Андреевичу большую рамку со стеклом, под которым сверкал золотом документ, подтверждавший реальность участия Григория Андреевича в этом абсурдистском спектакле.
Григорий Андреевич грамоту не взял. Он встал, вцепился руками в лацканы своего пиджака и начал медленно говорить. Голос его был тихим, но во взгляде, видимо, было что-то такое, от чего Елена поначалу приоткрыла рот и округлила глаза.
— Вы сами верите в эту белиберду? – угрожающе вопрошал Григорий Андреевич. – Вы понимаете, что нельзя на основании таких бредовых исследований делать такие общие выводы? Это же профанация! Объясните мне, пожалуйста, каким образом у меня активизировалась интеллектуальная деятельность. Это вы как измерили? И отчего она активизировалась? От чтения собрания сочинений Бабцовой или этой сказочной мути про мечи-близнецы? Причем здесь отказ от курения? И что за регламентированная сюжетность снов? Я своих снов теперь вообще не помню!
— Вот это как раз подтверждает, что содержимое вашего подсознательного больше не нарушает границ сознания, – попыталась ответить Рубалова.
— А зачем мне это? И кто просил регламентировать сюжеты моих снов? Не говоря уже о том, что это никакого отношения к курению не имеет, да и просто невозможно технически!
— Как раз напротив, возможно, – сочувственно закивала Елена Геннадьевна. – Наша новая разработка – ЭВРИ-КГМ, которая была на вас протестирована – позволяет управлять целым рядом процессов, протекающих в мозге. Кстати, создавался этот прибор совместно с вашим институтом, и ваши исследования модели подкорковых отделов обонятельного анализатора тоже были использованы.
Григорий Андреевич нервно потрогал бугорок на затылке, где находилась эта чудо-разработка.
— ЭВРИ-КГМ? Роскошное название! – заметил Григорий Андреевич.
— Ну да. Электромагнитный высокоточный регулятор импульсов в коре головного мозга, – с гордостью пояснила его собеседница.
— Кстати, очень надеюсь, что вы сегодня же освободите меня от вынужденного симбиоза с этим прекрасным прибором, – сказал ученый.
— Безусловно. Это очень дорогая игрушка, так что не волнуйтесь, мы вам ее не оставим, – холодно молвила Елена.
— Вы мне все-таки вот что объясните, – продолжил Григорий Андреевич. – Как вы можете на основании этих, с позволения сказать, исследований делать вывод о необходимости запрета чего-либо на территории всей страны?
— Ну вы же не единственный участник. До вас было уже порядка пятисот человек, страдающих от курения. Вы – последний испытуемый, окончательно подтверждающий уже, в общем-то, доказанные предположения о вреде, наносимом табаком здоровью человека. Ну что вы, в самом деле, как ребенок! Григорий, ведь давно уже известно, что курение разрушает человеческий организм.
Сколько можно закрывать глаза на это! Ну разве вы можете не согласиться с тем, что курение – это зло?
Лишенная маленьких зол, кажущаяся стройной система подрывает саму себя, изнутри формируя зло куда более страшное...»
— А знаете что? Соглашусь, пожалуй, – неожиданно сказал Григорий Андреевич. – Очень даже возможно, что это зло. Но не думали ли вы о том, что постоянно искореняя любое, даже малейшее зло, стерилизуя и облагораживая, оздоровляя и оптимизируя всё и вся, мы тем самым вызываем энтропию внутри этой новой, стройной, безупречной системы? Лишенная таких маленьких зол, она начинает подрывать саму себя, изнутри формируя зло куда более масштабное и страшное. Вот если вы смыслите в медицине, возьмите иммунитет. Посмотрите на процесс фагоцитоза. Ведь пожирание чужеродных микроорганизмов – это зло! Погибают ведь микроорганизмы-то. Но если они не погибнут, то может погибнуть человек. Малое зло предотвращает большое.
— С философской точки зрения это всё, конечно, очень интересно, – снисходительно улыбнулась Елена. – Но вы же понимаете, что это софистика и демагогия. Зачем сознательно себе вредить табаком? Для того же иммунитета курение, между прочим, – серьезный удар.
— А если это тренировка? Если эти удары делают иммунитет сильнее, тренируют его?
— Они его изнашивают, а не тренируют, – возразила Рубалова. Она вдруг как-то постарела и стала похожа на Елену Ламышеву, ведущую популярной программы «Апчхи!» на Первом канале телевидения. – Поймите, Григорий – у табакокурения нет будущего. Это рудимент, обреченный на отмирание. Смиритесь с этим и живите спокойно.
— Спасибо за рекомендацию. Давайте на этом закончим, а жить я буду спокойно, если вы и ваши коллеги не будете мне мешать, – подытожил беседу Григорий Андреевич.
— Ну что ж… Будем считать, что выходное интервью состоялось, так что не стану вас задерживать.
Елена вздохнула, встала, и с грустной улыбкой пожала Григорию Андреевичу руку.
Он повернулся и побрел вдоль беговой дорожки, двигавшейся, как и человеческая жизнь, только в одном направлении. У двери его снова встретил капитан Степаньков.
— Ну как-с, удачно-с? – спросил он.
— Исключительно-с, – ответил Григорий Андреевич.
Вечером снова пришла молчаливая медсестра. Укладывать Григория Андреевича ей не пришлось, потому что он уже лежал на кровати, наливаясь какой-то слезливой, скользкой тоской. Ему страшно хотелось курить. Медсестра села, открыла чемоданчик, велела не двигаться. Сделала укол в затылок, быстро надрезала бугорок, извлекла из него чудо науки и техники размером с ноготь мизинца.
Григорий Андреевич даже дернуться не успел, как она уже заклеила надрез каким-то толстым пластырем.
— Послушайте, зашить ведь надо! – пробурчал Григорий Андреевич. Разве можно так – пластырем.
— А что? Кровотечения почти нет. И пластырь это не простой.
— А какой, перцовый, что ли?
— Ну вы шутник! – отметила медсестра, не улыбнувшись. – Это нанопластырь на основе клевера и святой воды. Через пару часов даже шрама не будет.
— Да это просто сказка какая-то! – простонал Григорий Андреевич.
— Отчего же сказка? Все по-настоящему. Двадцать первый век, чай, на дворе.
— Вот! Это вы точно подметили. Чай у вас здесь действительно на дворе. А где двадцать первый век – даже не знаю, — прокомментировал счастливый пациент.
Медсестра неодобрительно посмотрела на него, перекрестилась, собрала чемоданчик и ушла.
Григорий Андреевич полежал пару минут, а потом вышел наружу. Вечер был ясный, безветренный, прозрачная синева вокруг успокаивала и наполняла надеждой. Григорий Андреевич спустился по ступенькам, прошелся к домикам Зои и Виктора. Терем таксиста был закрыт, света в окнах не было. Дверь Зоиных апартаментов тоже была заперта, но окна спальни говорили о том, что хозяйка внутри. Григорий Андреевич хотел было постучать, но услышал какие-то смутившие его звуки, среди которых он различил не только смешки Зои, но и Витин гогот. Он улыбнулся и повернул обратно.
На небе показались звезды, и пролетающие самолеты вторили им миганьем бортовых огней. На душе ученого полегчало. Мир словно приходил в себя, и если бы не мигающая вывеска «Новая Жизнь», ощущение безумного театра вокруг, пожалуй, совсем бы покинуло Григорий Андреевича.
— Хрен с ним со всем, – с какой-то беззаботной радостью прошептал Григорий Андреевич, входя в свой терем и закрывая дверь. – Завтра домой…
