А. Сергеев: Дым против ветра. Эпизод III

Начало Эксперимента

После всего, что уже успело произойти с утра, наличие в кабинете гигантской беговой дорожки Григория Андреевича уже не удивило. Кабинет был настолько велик, что она, судя по всему, использовалась в качестве своеобразного эскалатора, горизонтального в пространстве, но символически возносившего посетителя к высокопоставленному обитателю двухсотметрового зала.

Григорий Андреевич по дорожке не побежал, а поуверенней прилепился подошвами своих не очень уже новых ботинок к двигавшемуся резиновому полотну. «Стойте справа, проходите слева» – знакомая с детства фраза всплыла в сознании и растворилась, смытая волной впечатлений от интерьера кабинета Елены Геннадьевны Рубаловой.

Вдоль стен стояли шкафы с папками, книгами, чучелами животных и птиц. Прикрывая рукой глаза от солнца, Григорий Андреевич с опаской вглядывался в приближавшиеся и проплывавшие мимо полки – бывшие лисы, глухари, зайцы, бобры отвечали ему стеклянными взглядами, в которых он читал какую-то досаду и удивление тем, что им приходится служить в этом дурацком цирке и после смерти. На всех шкафах сверху стояли цветы, живые и искусственные вперемешку. В проемах иногда появлялись плакаты, убедительно показывавшие преимущества здорового образа жизни, и ужасы, поджидающие беспечного курильщика.

Прошло около минуты, и беговая дорожка доставила Григория Андреевича к столу госпожи Рубаловой, над которым красовался огромный портрет первого царя из династии Романовых – Михаила Федоровича. Государь с каким-то недобрым прищуром глядел на Григория Андреевича, словно зная о его табачном грехе и обещая ему скорую расправу.

Несколько мгновений Елена Геннадьевна изучала гостя своими серыми внимательными глазами. Это была молодая женщина – пожалуй, слишком молодая и слишком симпатичная для такой должности, подумалось Григорию Андреевичу. Золотисто-рыжеватые локоны, изящное коричневое платье, дорогие украшения, безупречный маникюр. Крупные мужские часы на правой руке – то ли «Патек Филипп», то ли «Морис Лакруа».
Дорогая, приятно пахнущая и нарочито красивая Елена Геннадьевна встала, очаровательно улыбнулась и протянула руку Григорию Андреевичу.
— Добрый день, Григорий! Можно по имени? — спросила она. Голос был звонкий, чистый, табака явно не знавший.

Григорий Андреевич ответил на приветствие, кивнул и, пожав руку Елене Геннадьевне… то есть Елене, спросил, не теряя времени:
— Скажите, зачем все это, весь этот театр? Капитан-Морра, конфискация трубок, какой-то эксперимент… Это же безумие!
— Почему же безумие, — прозвенела Елена, продолжая улыбаться. — Курение – безумие, вот это точно... Ну что ж, давайте я все объясню, - добавила она уже без улыбки.

Усадив Григория Андреевича в кресло для посетителей, властительница Департамента по борьбе с курением предложила ему чай. Григорий Андреевич, отказавшись, благодарно помотал головой.

Взяв в руки толстую металлическую ручку и красный блокнот с корпоративной символикой Росборвреда, Елена продолжила разговор.
— Григорий, вы ведь понимаете, что курение убивает. Я не собираюсь сейчас вам читать лекцию о последствиях курения, но вред, который табачный дым наносит здоровью граждан и экономике страны – это факт. Вы согласны?
— Допустим. Вы трубки мои куда дели?
— Ну подождите. Трубки ваши в целости и сохранности, находятся в хранилище. Мы вам их вернем.
— Давайте трубки, и я поеду.
— Зря вы так, Григорий. Не нервничайте. А если я хочу вам предложить что-то интересное?
Григорий Андреевич с недоверчивой улыбкой смотрел в серые глаза Рубаловой.
— А если я откажусь?
— Можете отказаться. Только я бы вам не советовала.
— Угрожаете?
— Да что вы, это я-то угрожаю? — рассыпалась задорным девичьим смехом Елена. — Я просто предлагаю эксперимент. Неужели вам как исследователю не хочется поучаствовать в эксперименте?
— У меня вся жизнь – эксперимент.
— Тем более! Не стоит отказываться. Если вы понимаете, о чем я, — хозяйка кабинета чуть заметно посуровела, в серых глазах проявился свинец, но уголки губ по-прежнему были приподняты в улыбке. — Ведь эксперимент может оказаться и неудачным. К тому же ваш недавний сон про трубки в церкви… это же кощунство. Да еще в Англии! Такие сны приличному человеку смотреть не стоило бы.
— А что, сны у нас под цензурой теперь? – поинтересовался Григорий Андреевич, пытаясь сообразить, каким образом его сон стал достоянием Росборвреда.
— Нет, конечно, нет, — усмехнувшись, отвечала Рубалова. — Но они характеризуют человека, не правда ли?
— Не правда, — возразил Григорий Андреевич, подняв брови. — Любая чепуха может присниться кому угодно. Содержимое своего подсознания личность контролировать не может и ответственность за него не несет. И мало ли какой бред кому приснится… Никак это никого не характеризует.

Рубалова молча, с каким-то сочувствием на погрустневшем лице смотрела на посетителя, словно ожидая продолжения.

Смущенный возникшей паузой, Григорий Андреевич поерзал в кресле, покрутил головой и спросил:
— Ну и что за эксперимент такой?

Улыбка вернулась на модельный лик Елены.
— Вам нужно будет на один месяц отказаться от курения. Совсем. В течение этого месяца мы будем фиксировать те положительные изменения, которые будут с вами происходить. Цель – получить достоверные данные, подтверждающие благотворность отказа от этой смертельной привычки.

Григорий Андреевич вскипел.
— Это же чушь полная! Эксперимент! Вы про эксперименты-то вообще слышали? Что это за исследование, в котором нужно обосновать заранее известную позицию? Где тут эксперимент-то?

Рубалова улыбнулась, кивнула и что-то отметила в своем блокноте. Потом снова внимательно посмотрела на своего гостя и, пожав плечами, сказала:
— Ну, давайте считать, что это просто исходное предположение. Гипотеза. Не думаю, что результат исследования может доказать обратное, но, если так произойдет, что ж… Это тоже будет интересно. Ну, что скажете?

Как бы славно было, если бы Григорий Андреевич набрался мужества, расправил грудь и ответил что-нибудь своим прохладным, уверенным тоном, который голос его приобретал, когда речь шла о его работе, науке, обонятельном анализаторе и прочих замечательных вещах. Ответил бы, что нет, не хочу и не буду, всего доброго, экспериментируйте, а я в прокуратуру и так далее.

Но червяки сомнений и опасений за жену и дочь, не говоря уже о трубках, зашевелились где-то в глубине того, что, по его собственным словам, контролю личности не поддается. А Елена Прекрасная снова улыбнулась, внимательно и доброжелательно глядя ему в глаза… Человек слаб, а Григорий Андреевич был, несомненно, человек.

— Что скажу? Вот что скажу. Курить я бросал не раз и месяц смогу выдержать. Но! После того, как этот ваш так называемый эксперимент закончится, вы вернете мне все, что забрали. Трубки, табак, все причиндалы. Все! И больше никогда не будете меня трогать. Вообще!
— Договорились! — еще радостней заулыбалась Рубалова. — Замечательно! Подпишите здесь… вот так. А теперь проходите в эту комнату и подождите пару минут.

Налево от стола Рубаловой с гостеприимным шорохом открылась дверь, которую Григорий Андреевич раньше не заметил.
— Да-да, туда, не стесняйтесь, проходите! — подбодрила Елена растерявшегося Григория Андреевича. Улыбка на ее лице приобрела, как ему показалось, какой-то яростный вид.

Григорий Андреевич шагнул в комнату и после пронизанного солнцем кабинета сначала ничего не увидел, поскольку комната освещалась одной тусклой лампочкой, висевшей под самым потолком.

Потом он поискал, куда сесть, и обнаружил старый потрепанный диван. Примостившись на краю дивана, Григорий Андреевич подождал несколько минут.

Окон в комнате не было. Стены выкрашены темно-зеленой краской. Кроме дивана – никакой мебели. Пол, потолок, стены, дверь. Пол… Григорий Андреевич присмотрелся к полу. Посередине комнаты он разглядел потертый коврик, который привлек его внимание сложным фрактальным орнаментом. Григорий Андреевич встал с дивана и подошел поближе к ковру, чтобы лучше рассмотреть заинтересовавший его узор. Он смотрел, и перед затуманившимся взглядом появлялись его любимые трубки – гладкие, с красивыми полосками и «птичьим глазом», бластовые, с причудливой текстурой… Вздохнув и выпрямившись, Григорий Андреевич сделал шаг к двери, намереваясь выйти – бесцельно сидеть в этой странной темной комнате он больше не хотел. Нога его, однако, не нашла прочной опоры, и, оступившись, незадачливый ученый полетел вниз, проглоченный дырой, которую скрывал фрактальный ковер.

Летел он недолго – десять-пятнадцать секунд, но этого непродолжительного полета ему хватило, чтобы попрощаться не только с трубками и табаком, но и со всем миром. Однако, приземлившись в контейнер, наполненный поролоном и находившийся в огромном зале, Григорий Андреевич понял, что все не так уж плохо – во всяком случае, он был жив и даже ничего не сломал.

Выбравшись из контейнера и отряхнув одежду от кусочков поролона, Григорий Андреевич осмотрелся. Помещение напоминало заброшенный ангар – высоченный потолок, яркий свет мощных галогеновых ламп, большое пространство в середине. По периметру – какие-то боксы, которые Григорий Андреевич в ожидании дальнейших событий и за неимением лучшей идеи решил осмотреть.

Боксы представляли собой небольшие комнаты, разделенные толстыми стенами, а спереди забранные решетками от пола до потолка. «Похоже на тюрьму», – подумал Григорий Андреевич с каким-то поддельным безразличием.

На каждом боксе была табличка с именем, фамилией и краткой информацией о возрасте и месте происхождения обитателя.

Те боксы, что увидел Григорий Андреевич, были пусты, и никаких признаков жизни внутри них не наблюдалось. Он поискал выход из ангара, но так и не нашел. Похоже, что попасть сюда можно было единственным способом – через отверстие в полу комнаты рядом с кабинетом Елены Рубаловой. Хотя… Григорий Андреевич поднял голову и, внимательно оглядев потолок, заметил еще несколько отверстий в потолке и контейнеров под ними. Всего их было семь. Он обошел контейнеры, заглянул в них – в каждом был поролон, и на каждом белой краской нанесен определенный буквенный код. Очевидно, количество отверстий и контейнеров соответствовало количеству департаментов Росборвреда. На каждом контейнере была аббревиатура РБВ, за которой следовала буква, обозначавшая подразделение – «А», «И», «Л», «Н», «О», «С». Контейнер, в который приземлился Григорий Андреевич, был помечен как «РБВ/К». «Курение, значит», – подумал Григорий Андреевич. Остальные департаменты, видимо, занимались борьбой с алкоголем, интернет-зависимостью, лудоманией и наркотиками… «О», пожалуй, может обозначать обжорство», – размышлял Григорий Андреевич. С чем борется департамент «С», Григорий Андреевич додумать не успел, потому что в этот самый момент что-то очень тяжелое обрушилось на него, в глазах потемнело, и он потерял сознание.

Очнувшись, несчастный ученый увидел вокруг себя три стены, к одной из которых он был заботливо прислонен спиной, а впереди – толстые металлические прутья решетки. Никакой двери в боксе не было, как, впрочем, и мебели. Григорий Андреевич поднялся, потер затылок, раскалывающийся от боли, и подошел к прутьям. Покричав немного от ярости и бессилия и не услышав никакого ответа, он сел в угол и стал изучать надписи на стенах, оставленные кем-то, кто был здесь до него. Одна надпись, отличавшаяся от банальных «здесь был…», немного успокоила его.

«ЭТО НЕНАДОЛГО».

Григорий Андреевич хмыкнул, растянулся на полу и стал ждать.